Семья как локтевой сустав

Первая жена от Бога

Это смотря в каком смысле

Это принцип нашего стада – забота о ближнем

Ледниковый период

Мы зависимы от тех, кого приручили

Не Экзюпери

Такие крошечные гены в хромосоме. И такое огромное количество внешних признаков они должны определять. Как?! Ну ладно, во многом их переоценивают, например совершенно напрасно многие уверены, что генотип определяет характер человека. Для формирования характера не нужен генотип, достаточно наложения воспитательных парадигм родителей, бабушек и старших братьев и сестер, чтобы получилась любая гремучая смесь из самых безобидных кислородов-водородов. Но и без бесконечно сложной психики хватает сложностей в структуре организма.

Недавно я готовил наглядные пособия к семинару по телеске и в анатомическом атласе увидел уже подзабытую со временем конфигурацию суставных поверхностей костей локтевого сочленения. Ювелирная работа, цифры генома не в состоянии определить столь сложную форму, здесь нужна аналоговая система. Любой мало-мальски обученный анатом в тысячах костей отберет сотни локтевых, лучевых, плечевых… Но создать (собрать) из них хоть ОДИН сустав не сможет. Косточки не подойдут одна к другой. То есть при достаточном количестве общих внешних признаков существует еще большее количество необщих, уникальных, исключающих взаимозамену. А у человека с ОДНОГО раза – абсолютное попадание!..

Как же это получается?

Мне удалось подсмотреть в природе лишь один достаточно простой и надежный механизм, не требующий сверхсложных внутренних генетических программ, и, тем не менее, позволяющий достичь очень высокой степени конгруэнтности составляющих – врастание. Так сплетаются корни, так срастаются стволы, так врастают в плоть ногти, так формируются жесткие иерархии.

Для успеха процесса врастания необходимы только два условия: жёстко ограничивающие рамки и высокая степень пластичности, способность к росту, то есть нужны ростки. Ростки – незрелые побеги. Не зрелые. Юные, мяконькие. Которым всё равно куда и как врастать и которым жестко ограничивающие рамки скорее помогают и подсказывают, чем мешают и лишают возможностей.

Так и три косточки, формирующих локтевой сустав, замкнутые в ограниченном пространстве суставной сумки и бесформенные вначале, к моменту созревания с ювелирной точностью подгоняются друг к другу. Зрелый локтевой сустав – это совершенство. Правда, только как сустав. Отдельно взятые кости этого сустава годятся уже только на холодец, ни к одному другому суставу они уже не подойдут. Но сам принцип мне понятен.

Принцип прост, эффективен, возможно, в силу этого, универсален. Захотелось применить к психологическим проблемам…

Например, образование семьи.

Ведь большинство семей так и развиваются – двое незрелых молодых людей вступают в брачный союз и дальше развиваются уже вместе в рамках привычной семейной традиции. В этих рамках нужно уместиться вдвоем, приходится прижиматься друг к другу, принимать немыслимые позы, чтобы более или менее комфортно разместиться в столь ограниченном пространстве. Семья посвящена детям и первенец чаще третьим должен вместиться в то же тесное пространство, его ждут, ему готовят место… и те же рамки. Вот они, три суставных косточки, вот он локтевой сустав, прекрасно функционирующий и немыслимый вне собственного единства.

Кстати у второго ребенка иногда появляется шанс не быть заключенным четвертым в те же рамки, если семейный опыт первых трех членов семьи позволил им усомниться в целесообразности именно этих рамок.

Незрелые личности, объединившись в семью, приспосабливаются, подлаживаются друг к другу путем делегирования свобод и взаимокомпенсации недостатков и слабостей, уступая и сражаясь за место в иерархии, манипулируя и страхуясь. Привязывая партнера к себе и привязывая себя к партнеру. Неважно, доброжелательно или враждебно. Непринципиально. Связи-зависимости множатся и крепнут, скрепляя союз. Семью. Две незрелых зависимых-созависимых личности создают очень стабильную семью и, в дальнейшем, «функционируют» только в её составе, постоянно ощущая себя частью семьи, защищенные и обремененные её, семьи, целостностью.

Не то с независимыми. В абсолютном смысле независимых людей ничто не связывает. Не объединяет. Любой союз – зависимость. Независимые, получается, могут лишь сожительствовать. В буквальном смысле. Кто объяснит мне, для чего зрелой, автономной личности, принявшей собственное экзистенциальное одиночество – семья? Любой союз – это зависимость, ставшая уже дурным словом у психотерапевтов. Зачем независимому создавать семью? Зачем уже независимому такая явная зависимость? Нет убедительных ответов… у меня. Вот люди, ставшие материально независимыми, могут позволить себе оставить свои семьи, откупившись от них… и создают новые. А новые зачем? Ну ладно, материальная независимость – это только часть независимости, важная, как любая часть и как любая часть – не решающая проблему целиком. Но не являются ли семьи, в которые объединились двое независимых людей, живущих каждый своей автономной жизнью, формальными союзами. И нужно ли их укреплять, ведь единственный путь для этого – увеличивать зависимость её, семьи, членов?

Тут моя логика дала сбой, я начал обсуждать проблему с коллегами и с участниками 12-шаговой группы АЭ. Споры и обсуждения были страстными, но ставили больше новых вопросов, чем давали ответов. А потом я посмотрел мультфильм «Ледниковый период» и мамонт Манфред всё расставил на свои места.

Зависимость как форма существования белковых тел

Я понял, зачем мне независимость. Для того, чтобы свободно выбирать, от чего зависеть, с чем себя связывать. Я понял, что зависимость – характеристика онтологическая. Я понял, что зависимость располагает к любви, пусть иногда самым парадоксальным образом, как например многократно помянутая любовь заложников к террористам, захватившим их (и любовь вызывает зависимость, да еще какую, и что теперь – быть независимым и не любить?).

И ответственность – это форма зависимости. И ответственность и зависимость готовы предоставить свободу для и слышать не хотят о предоставлении свободы от. Поэтому только свобода для в процессе себя (свободы) избавляет нас от эмоций, потому что эмоции – это дети зависимости.

Мы, в том числе я, зависим от многого, но иногда наша полизависимость превращается в моно. Алкоголизм, обжорство, патологическая привязанность. Мне кажется, что в основе болезненного доминирования одной зависимости лежит страх выбора и экзистенциальная пустота бытия.

Независимо выбери зависимость (с кем ты хочешь быть связан в жизни ближе всего?). Возлюби ближнего своего и заботься о нем. Вот как я теперь вижу бытие заботы:

— возникновение связи

— понимание

— действие

— понимание – обратная связь (экологическая проверка)

— окончательное действие

По моим наблюдениям в семьях, где зависимость друг от друга велика, в семьях «как локтевой сустав» значительно выше уровень активности заботы, гораздо теплее, осмысленнее и адекватнее (и радостнее) ее проявления.

Независимому не нужна семья, а семье не нужен независимый.

Зависимость может быть насилием надо мной, а может быть моим аутентичным выбором.

В семье человек должен научиться любви, чтобы выйти в жизнь уже с этим умением и только теплая, со множеством внутренних связей и аутентичной заботы семья может любви научить.

И еще. Про зависимость в семейной жизни. «Они жили счастливо и умерли в один день».

Я думал, что это им в награду.

А это – расплата.

Формирование невротической зависимости

Существует педагогическое правило – как только ребенок научается или получает возможность благодаря своему развитию что-либо делать сам – делать это ЗА НЕГО уже нельзя!

Мне хочется думать, что нарушение именно этого правила создает первые предпосылки для формирования склонности к зависимостям. В моей вечноленивой тяге к простым решениям я осознал склонность к зависимостям как следствие стремления избежать тягот независимости. Я воспринимаю подсознательную канву зависимости как стремление стать любимым ребенком, за которого семья выполняет те неприятные и тягостные обязанности, которые он должен бы выполнять сам. Семья выполняет за него потому что ребенок устанет, или повредит себе, или пьяный, или нарко-, сексо-, игроман. Причем семья выполняет это для того, чтобы не выполнять что-то более тягостное для себя, чтобы не испытывать тревогу. Ведь спокойнее сделать за малыша, чем тревожиться из-за предполагаемых и реальных «осложнений» его деятельности. Эта зависимость порождается созависимыми. И нужно феноменологически искать – чего же не хочет делать созависимый, что его пугает. Более того – то самое нежелаемое дело – это какая-то форма заботы о себе, о своем мире,это нежелание «выпалывать баобабы». Да, зависимый не хочет заботиться в первую очередь о себе и своей семье, тут и надо искать. Буду искать…

Источник:

Персональный сайт Р.Могилевского