Лучший врач узи коленного сустава

в палату, увидели привязанного отца за руки и ноги, который возмущался и просил вообще выбросить его хоть куда, что с ним обращались очень грубо, на запястьях рук были множественные гематомы. Дежурный врач пояснил нам, что он не хочет жить и он не хочет с ним возиться, а отправляет его обратно в приемное отделение… Если бы я могла знать, что нас ожидает буквально через сутки, в жизни бы не оставила отца, ветерана труда, шахтера 85 лет, в этом аду! В приемном отделении, уже сломленный и подавленный отец ничего не хотел. Но мы его поддержали и сказали, что надо пролечить пищевод и обследовать желудок, печень и почки. При том при поступлении его анализы и показатели были в норме, согласно его возраста. Нам сказали, что его положат на седьмой этаж в отделение реанимации до понедельника, обследуют более тщательно. Сомневаться в действии врачей нам не пришло в голову. Но спустя минут сорок нам сообщили, что его положили на второй этаж в ПСО, и мы можем пройти в палату, помочь ему устроиться. Его положили в 34 палату, уже в отделении нам стало не по себе, отец лежал притихший, какой-то запуганный, я понимала, что ему тяжело терпеть боль. Далее женщина в холле посоветовала мне дать денег 1000 рублей мед. сестре, на всякий случай… Тогда я этого не поняла… Но тут же пошла дала Инне, кажется так ее звали 1 000 рублей и попросила сделать отцу укол снимающий боль, чтобы он не так страдал. Когда я увидела, как санитары грубо обращаются с больными, толкают их так сильно, что больные падая на кровать бьются даже головой о стены, не дают им вставать и ходить, подумала и пошла дала еще 500 рублей мед. сестре для санитаров, чтобы они помягче общались с отцом. Вечером мы приехали опять его проведать, он лежал притихший, но общался с нами, мы постарались его успокоить, поддержать. В воскресенье с утра состояние отца было очень подавленное, мы спросили, что ему делали, он сказал, что укололи какой-то укол, пытались сделать капельницу, но не попали в вену и бросили попытки. Затем дали жидкость для полоскания горла, вставать не разрешили, да ему и очень тяжело встать, санитар пообещал дать емкость для полоскания, но уже часа два ничего не принес. Я подошла к посту, дежурила Татьяна, у которой я попросила дать что-нибудь для полоскания, она сказала освобожусь дам, но с места не сдвинулась. Тогда я поняла, положила ей 1000 рублей, через две минуты она принесла ведерко. Так как были выходные была только дежурный врач, которая ничего не могла сказать, ни об обследовании, ни о назначении лечения, ни о переводе в терапию или хирургию, сослалась на заведующего, который будет в понедельник. В понедельник я пыталась пройти пораньше, но меня сначала не пускали на входе (охранник), тыча мне бумажку, о том, что посещения с 16 часов. Потом, что с 11 я смогу подойти к доктору. В 10—30 он пропустил меня на второй этаж, врач, которая дежурила в выходные не хотела со мной разговаривать, тогда я попросила пропустить меня к отцу. В палате не койке я увидела отца почти в бессознательном состоянии, хотя глаза были открыты, он практически не реагировал на мои вопросы, стонал, кричал: больно, больно. Постель была вся мокрая, все грязное, на левой ноге у колена была огромная гематома, левая нога была странно вывернута. Я пошла в ординаторскую к заведующему Павлову А. А, попросила пообщаться с ним. он сказал коротко: нет. Тогда, я сказала дежурному врачу, что забираю отца. Она сказала, без проблем, что приезжайте к 15—16 часам, она подготовит выписку. Когда я приехала в 15 часов, состояние отца еще сильнее ухудшилось. Увидев меня Павлов А. А. сказал, что отца выписали, и чтобы я зашла за выпиской. Я сказала ему, что у отца что-то с ногой, что надо срочно делать рентген. На что он сказал, что не видит необходимости в этом. Тогда я сказала, что сейчас вызову скорую и она отвезет его в другую больницу, чтобы сделать рентген, так как он даже не может пошевелить ногой, у него поднялась температура, перестала работать левая рука, и он находится в каком-то шоке, все время стонет и повторяет, что ему больно, что мне не врачу понятно, что у него перелом в районе тазо — бедренного сустава. На вопрос, что болит, отвечает: всё. Тогда Павлов А. А. сказал, что сейчас даст команду и санитары отвезут его на рентген. Час прошел, пришли санитары, переложили отца прямо на простыне на каталку, он сильно кричал. Потом один из них сказал, что ему некогда ждите. Мы упросили санитара не ждать, что мы с мужем ему поможем, отвезли отца на рентген. Врач рентгена сказала, что сделает только тазобедренный сустав, только то что ей написали в истории, с трудом упросили сделать еще колено. Потом мы еще час ждали заключения и когда я пришла к Павлову А. А. он с ухмылками и издевательствами сказал, что надо же вы оказались правы: у отца базисцервикальный перелом, что мы сломали, мы теперь будем и лечить. Я попросила, чтобы пригласили травматолога, идите ждите в палате. В начале восьмого пришел Павлов а. А. и сказал, что мы должны покинуть отделение, на наш отказ, пригрозил полицией. Чтобы еще больше не навредить отцу, от страха мы ушли, оставив его в этом отделении. Утром мне удалось опять упросить охранника позвонить в отделение, чтобы меня пропустили, хотя не сразу, но все-таки Павлов А. А. разрешил в начале девятого пройти в палату. Терапевта так и не было, он сказал, что травматолога еще не было, что он должен подойти с утра. Отец только стонал, кричал, лежал с закрытыми глазами и уже не мог общаться. Наконец пришел травматолог, осмотрел отца, посмотрел снимки, историю болезни. Затем объяснил мне, что диагноз подтвердился, но оперативное вмешательство невозможно, потому что с больным нельзя пообщаться, неясно его состояние, что ему нужно восстановиться и только потом он сможет назначить лечение. Я попросила его помочь нам перевести отца в другое отделение, что я уже звонила в приемную главного врача, меня соединяли с Ведяшкиной С. Г. она обещала, но пока сказала нет возможности, надо день-два подождать. Он сказал, что уже звонил и пообещал помочь.
И правда, часа через полтора отца переложили на другую кровать и перевезли на пятый этаж в этом же корпусе в терапевтическое отделение в 88 палату. Я осталась с отцом, потому что он уже не мог ни повернуться, ни самостоятельно попить воды, сходить в туалет. Через час пришла врач Сальникова Елена Николаевна, померила давление. На мой вопрос, что делать, как его планируют лечить, как вывести отца из этого состояния, она сказала, что посмотрит историю болезни, потом назначит лечение. Попросила меня покинуть палату. Я сказала, что от отца никуда не уйду, что он сам не может теперь за собой ухаживать. Она сказала, что у них есть специальные люди, что можете с ними договориться и ушла. Тут же пришли две девушки азиатской внешности и сказали, что за две тысячи в сутки они поменяют памперс и приглядят за больным. Я уже никому не доверяла и не могла оставить отца на чужих людей. В палате лежали еще пять мужчин, ходячих, но с различными отклонениями в поведении. В обед появились простите, таджички, у троих поменяли памперсы, предложили двоим покормить и удалились. Потом был ужин, все повторилось, опять «таджички за две тысячи» поменяли троим памперс, предложили им помощь в кормлении, получив отказ, сказали, что уговаривать не намерены и удалились. Часов в семь забежала процедурная сестра, сделала на ходу укол больному Павлову. И все. Больше до 22 часов в палату никто из медицинского персонала не заходил. Больные бродили по палате, по коридору, никого они не интересовали, хотя в палате были двое очень тяжелобольных человека. Один с трубкой в животе вообще не приходил в сознание, крутился, сворачивался калачиком, благо, что за платные услуги его еще и привязывали за одну руку. И мой отец, который был в бреду. После часа ночи, Павлов, который строил планы, как покинуть отделение и уйти домой пошел на пост, чтобы сказать, что ему надо домой. По-видимому, его увидела дежурный врач и отправила в палату потом решив проверить его состояние. Когда она включила свет, увидев меня, она возмутилась, что я нахожусь в палате, чтобы я немедленно убиралась из отделения. Я сказала, что отца не оставлю, она ушла и вернулась с охранником. Который предложил мне уйти, иначе он вызовет полицию. Я сказала, что отец лежит в очень тяжелом состоянии, под воздействием каких-то препаратов, с переломом и я его не оставлю. Можете выставлять нас вместе с отцом. На что они сказали, что пойдут вызывать полицию. Не знаю уж как они согласились, но минут через 15, пришла дежурный врач и сказала, что она разрешает мне остаться, при условии, что я не буду выходить из палаты, общаться с больными и ни в коем случае не приставать, не беспокоить медицинский персонал.
Я никуда и не отлучалась от отца, простояла всю ночь у его кровати. Не буду описывать, что творили больные. Утром в шесть часов у отца открылась рвота, я с трудом повернула голову на бок, если бы меня не было рядом с отцом, он бы захлебнулся рвотными массами, так как он не мог повернуться на бок самостоятельно, и все время лежал на спине. В 10 часов приехала моя дочь, сменить меня. Мне надо было ехать в Боткинскую больницу, чтобы снять швы после операции и немного отдохнуть. После просьб разрешить нам постоянно находиться с отцом заведующая отделением нам отказала, сказала, что санитарок у них нет и опять прислала к дочери девушек – таджичек, которые ей предложили услуги уже за 1500 рублей в сутки. Она отказалась, и мы попытались попросить в платных услугах выделить нам платную палату. Нас снова перевели на заведующую, которая сказала, что у нее нет такой возможности. Пришлось опять звонить Ведяшкиной и умолять ее о переводе отца в платную палату, тем более, что медсестра в отделении сказала, что есть две свободные палаты. Палату выделили, откачали у отца жидкость из горла, которая скопилась, потому что он уже не мог проглотить слюну. Потом ему стало хуже, он останавливал дыхание на несколько минут, дочь позвала врача и его перевели на седьмой этаж в реанимацию, куда нас не пустили. Сказали, что приходите в 11 часов завтра, занимайте очередь. Можно будет побеседовать с врачом и, если он разрешить, можно будет увидеть отца. Мы отстояли в очереди, увидев отца поняли, что его состояние не улучшается, он подключен к аппарату с подачей кислорода через нос. Рот был открыт, пересохший. При беседе врач сказал, что ему сделали КТ головы, и сосуды головного мозга у него в нормальном состоянии, что инсульт исключен. Делали УЗИ ног, также сосуды ног в нормальном состоянии, в целом все показатели в норме. На вопрос чем определяется его бессознательное состояние, он сказал, что он спит возможно под действием препаратов, которые он получал в ПСО. Я сказала, что заведующий Павлов А. А. сказал мне, что назначал ему фаназепам и далее сказал, что не обязан мне отчитываться о ходе лечения. Мы спросили его, есть ли какие антидоты, чтобы вывести его из этого состояния. Он сказал, что это сильнодействующие препараты, могут тоже оказать действия на сосуды и мозг, что лучше, чтобы он сам постепенно вышел из этого состояния. У нас возникло подозрение, и по интонации врача мы поняли, что воздействие препаратами продолжается и в этом отделении. Мы пошли к главному врачу, чтобы просить о переводе отца в другую больницу. Тем более мы стали читать все свободное время отзывы про больницу. Какие ужасы там описываются и самое главное, эти ужасы все как по написанному мы прошли со своим отцом. Нас по дороге перехватила Ведяшкина С. Г., начала говорить, что отец уже прибыл к ним в таком состоянии. Мы пытались ей объяснить, что отец пришел своими ногами в приемное отделение, сам общался при обследовании с врачами, что даже санитар в ПСО, который дежурил в первую ночь подтвердит, что он помнит дедушку, что он вставал в туалет, выходил из палаты, рассказывал про работу в шахте, и когда он сменялся дедушка был нормальный, что сам заведующий подтвердил, что назначал ему сильнодействующие препараты. К главному врачу нас не пустили, Ведяшкина сама зашла в кабинет и решила вопрос о переводе отца в КГБ № 71. Родители всегда смотрели передачу Мясникова А.Л. «О самом главном» и мама сказала, хорошо бы отца положить в эту больницу. Пять с половиной часов мы ждали реанимационный автомобиль, чтобы перевезти отца в другую больницу. Его положили в отделение анестезиологии-реанимации в седьмом корпусе на первом этаже. Вышла медсестра, сказала, что доктора сегодня нет, приходите завтра и, если он разрешит, нас пропустят. Хотя на дверях висит памятка, что по приказу Путина, родные могут в любое время находиться с больным, кроме времени, когда ему делают какие — либо процедуры, что родные должны! Как можно больше времени находиться с больным, и даже если он в бессознательном состоянии общаться с ним, или просто держать его за руку. С утра я приехала в больницу привезла памперсы, пеленки, влажные салфетки. Немного подождав, меня пропустили к отцу. Состояние его не улучшилось, но дыхание стало ровным, глаза он не открывал, на голос не реагировал, руки были привязаны, и кисти рук у него отекли. Врач отделения Буланов Михаил Николаевич, сказал, что немного занят, что освободиться и подойдет побеседовать. Первое я спросила за руки, он сказал, что причиной является то, что отец неподвижен, что к вечеру он его развяжет. Сказал, что его осмотрел невролог, что голова по показателям в порядке, но сколько он пробудет в таком состоянии, он сказать не может, и что является причиной такого состояния он тоже не знает. Что анализы нормальные, питание он получает, а по лечению перелома пока оперативное вмешательство невозможно. Разрешил членам семьи посещение, только по одному. А вечером, когда я приехал в 18 часов и просила пройти к отцу, вышел Буланов М. Н. и сказал, что состояние не изменилось, и что пустить меня он не может, приходите завтра. Началась паника. В появившееся свободное время начали всей семьей читать отзывы про больницу № 71. И о ужас! Каждый второй отзыв отрицательный. Здесь также, вводят старикам подавляющие и угнетающие препараты, после которых они превращаются в «овощ», а затем либо выписывают домой, даже не поставив диагноз, либо старики, и не только, умирают. Прошу Вас помогите поднять отца. Я его своими руками отдала на растерзание, как мне его спасти, я готова платить любые деньги, только бы он поднялся. Представляете мое состояние дочери, которая своими собственными руками отдала отца палачам. У меня три взрослые дочери, как мне смотреть им в глаза, как мне смотреть в глаза своей матери, которая шестьдесят лет прожила с одним мужем. Умоляю ради Бога, помогите.

Петракова Елена Борисовна. 28.07.2018 года.